Как гибнут миры

 Алексей Левин

«Что нового в науке и технике» №12, 2005 

 

• Остров поваленных статуй
• Пирамиды в джунглях
• Катастрофа за полярным кругом
• Что же дальше?

 

Профессор Джеред Даймонд надеется, что печальная судьба нескольких древних цивилизаций послужит уроком для всего человечества (фото с сайта www.nhm.org)

В середине весны нынешнего года в Лондоне, Вашингтоне, Токио, Бразилиа, Каире, Пекине, Дели и Найроби был опубликован «Сводный доклад об оценке экосистем на пороге тысячелетия» (Millennium Ecosystem Assessment Synthesis Report). В работе над ним приняли участие 1360 специалистов из 95 стран. Документ этот способен огорчить даже самых убежденных оптимистов. Оказывается, 60 процентов «экосистемных услуг» человечества либо деградируют, либо чреваты деградацией.

«Экосистемные услуги» — это охрана воздуха и воды, защита лесов, сохранение рыбы, контроль за климатом, борьба со стихийными бедствиями и сельскохозяйственными вредителями. Дело с ними обстоит далеко не благополучно. Нам угрожает ухудшение качества воды, образование «мертвых зон» вдоль морских побережий, сокращение численности рыбы, изменения климата. Словом, речь идет о возможном коллапсе — непреднамеренном «экологическом» самоубийстве общества.

«Коллапс» — именно так называется новая монография Джереда Даймонда, профессора Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Эта книга — детальный анализ древних и недавних катастроф, которые погубили людей, не умевших или не желавших прислушаться к тревожным сигналам, поступавшим от природы. Это относится и к трагической судьбе жителей острова Пасхи, и к краху цивилизации майя, и к гибели норвежских поселений в Гренландии.

Джереду Даймонду 67 лет. Это ученый редкой универсальности, представитель почти вымершей породы энциклопедистов. Он работает на стыке физической географии, биогеографии, истории, археологии, экономики и экологии. В студенческие годы специализировался по биохимии, а в аспирантуре — по физиологии. В 29 лет получил профессорскую должность на медицинском факультете своего университета. В молодости участвовал в 17 экспедициях на Новую Гвинею и прилегающие острова. Там он занимался изучением птиц и превратился в профессионального орнитолога. На шестом десятке Даймонд переключился на науки о Земле и человеке и сейчас работает в Лос-Анджелесе профессором географии. Владеет дюжиной языков и является лауреатом множества премий, в том числе стипендии фонда Макартура, которую называют «наградой для гениев».

 

Остров поваленных статуй

Голландский мореплаватель Якоб Роггевен открыл Рапа-Нуи, он же остров Пасхи, самый восточный из островов Полинезии, на праздник Пасхи 5 апреля 1722 года, потому и дал ему такое название. В своем путевом журнале Роггевен описал моаи — огромные каменные статуи, повернутые спиной к океану. Наблюдательный голландец не преминул отметить, что происхождение этих изваяний не поддается никаким объяснениям. И в самом деле, каким образом немногочисленные обитатели крошечного островка со скудной растительностью смогли вырубить из вулканического туфа сотни длинноухих истуканов высотой с двух-трехэтажный дом, доставить их без тяглового скота в различные точки побережья и поднять на мощные каменные платформы-аху? На острове росли кустарники и небольшие деревца, но совсем не было высокоствольных деревьев, без которых нельзя изготовить ни рычагов, ни катков, ни крепких канатов.

«Загадку статуй острова Пасхи» пытались объяснить даже с помощью инопланетной гипотезы. Но в настоящее время установлено, что некогда остров покрывали обширные леса, где произрастали самые высокие в мире пальмы, элекокарпусы и прочие деревья с прочной древесиной. Была там и триумфетта трехлопастная, из коры которой полинезийцы испокон веков изготовляют отличные веревки. Статуи высекали в каменоломнях и перетаскивали на деревянных полозьях, под которые подкладывали деревянные шпалы. Чтобы установить идола вертикально, ему под голову подкладывали камни, приподнимая деревянными рычагами. Численность островитян в максимуме превышала пятнадцать тысяч, поэтому рабочей силы тоже хватало.

В XX веке над островом Рапа-Нуи вновь поднялись гигантские статуи. Но деревья, дававшие жизнь их создателям, не поднимутся уже никогда (фото с сайта www.poedem.ru)

Остров Пасхи был заселен относительно недавно, около 900 года нашей эры. Туда добрались потомки обитателей архипелага Бисмарка, расположенного невдалеке от Новой Гвинеи. Рапа-Нуи настолько удален от прочих островов Полинезии, что его население вплоть до появления первых европейцев жило в условиях полной изоляции. Территория острова была поделена между дюжиной кланов, каждому из которых принадлежал определенный участок побережья. Клановые старейшины избирали из своей среды верховного вождя, однако на самом деле оставались независимыми. На территории каждого клана находились от одной до пяти больших платформ-аху, вес которых достигал нескольких тысяч тонн (таких платформ всего двадцать пять), а также несколько десятков средних и мелких аху, многие из которых так и не стали опорами для статуй. Жители Рапа-Нуи сжигали усопших и хоронили их пепел у подножий аху, так что эти платформы играли роль колумбариев. Специалисты полагают, что строительство аху и возведение статуй началось примерно тысячу лет назад, достигло пика в 1200-1500 годах и прекратилось около 1600 года. Примерно тогда или чуть позже численность островитян стала стремительно сокращаться и ко времени прибытия эскадры Роггевена вряд ли превышала пару тысяч. Так куда же делось большинство аборигенов и что случилось с лесными массивами?

Причины понятны. Ранние поселенцы Рапа-Нуи имели превосходные источники пищи — моллюсков, рыбу и морских черепах, однако для добычи нужно было выходить в океан. Для этого, в свою очередь, нужны большие лодки и, соответственно, качественная древесина. Островитяне столетиями нещадно тратили древесину на транспортировку статуй, строительство жилищ и каноэ, отопление хижин и кремацию покойников и в конце концов свели все свои великолепные леса на нет. Меньше леса — меньше каноэ — меньше белковой океанской пищи. С исчезновением лесов из диеты островитян исчезли и источники витаминов — орехи и фрукты. На острове некогда гнездилось огромное количество птиц, но и их не стало — съели люди и расплодившиеся крысы. Аборигены умели выращивать сладкий картофель, ямс, таро, сахарный тростник и бананы, однако когда земля лишилась лесов, началась эрозия почвы — без защиты деревьев ветер и дождь уносили плодородные верхние слои. Испытывая дефицит пресной воды, жители острова стали пить сладкий тростниковый сок, в результате среди них распространились кариес и диабет. Зимой ночи на Пасхе холодные, а у островитян для отопления домов осталась только трава и отходы тростника. Начались эпидемии простудных заболеваний, которые сильнее всего косили стариков и детей. Естественно, все это привело к физическому вырождению. Не случайно знаменитый английский мореплаватель Джеймс Кук, посетивший Рапа-Нуи в 1774 году, нашел островитян «мелкими, тощими, робкими и несчастными». Люди потеряли веру в жрецов и вождей, началась полоса межклановых войн, подогретых острой конкуренцией за землю и пищу. В общем, наступил экологический коллапс.

А когда рухнул прежний общественный порядок, кланы-противники начали беспощадно валить и обезглавливать чужих идолов. Это началось уже во времена визита Кука, а лет через 60 на острове не осталось ни единого истукана. Гордо возвышающиеся статуи, которые сейчас демонстрируют туристам, были заново воздвигнуты лишь в XX веке.

Пирамиды в джунглях

Археологи немало потрудились в тех районах Мексики, Белиза, Гондураса и Гватемалы, где когда-то возникла цивилизация майя. Культура майя достигла наивысшего расцвета в VIII веке: в те времена на Юкатане и вблизи него обитало не меньше пяти миллионов человек, а возможно, и в три-четыре раза больше. К приходу испанцев в регионе осталось, даже по самым оптимистичным оценкам, не более пятисот тысяч. Численность жителей южных низменностей Юкатана сократилась почти в сто раз! Как же объяснить массовое вымирание огромного по меркам того времени народа?

Древние майя, как и жители Рапа-Нуи, загубили леса и истощили почву. Не повезло им и с климатом — на полуострове нередко случались засухи. Индейцы майя, как и островитяне Рапа-Нуи, не смогли вовремя изменить стратегию поведения перед надвигающейся катастрофой.

Майя умели многое, это несомненно. Они следили за движением небесных светил и на основе этих знаний создали уникальный календарь, они строили города и храмы, покрывая их стены великолепными фресками. Но их сельское хозяйство было крайне примитивным. Майя не имели ни тяглового, ни мясного скота, а из домашней живности — лишь собак, индеек, уток и пчел. Майяские крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения, питались в основном одной кукурузой, а это довольно бедный источник питательных веществ. По мере роста числа жителей площадь посевов приходилось расширять за счет новых террас на горных склонах и на месте сведенных лесов. Это влекло за собой истощение и выветривание почв, в результате чего падали урожаи. На столетний промежуток между 810 и 910 годами пришлось двадцать засушливых сезонов, в том числе катастрофическая засуха 900 года. Эти козни природы не только нанесли сильнейший урон сельскому хозяйству, но и опустошили водные запасы. Природные бедствия значительно подорвали веру во всемогущество жрецов-монархов, которые в обмен на покорность и уплату податей обязаны были обеспечивать подданных милостью богов. Многочисленные майяские царьки, которые никогда не отличались миролюбием, стали еще отчаянней сражаться друг с другом в попытке решить собственные проблемы за счет соседа. Конец известен: мор, ослабление государственной власти, межплеменные войны, опустевшие города и исчезновение блестящей культуры — в общем, коллапс с экологической основой в чистом виде.

Человеческие жертвоприношения на вершинах знаменитых ступенчатых пирамид майя не умилостивили разгневанную биосферу  (фото с сайта www.bluffton.edu)

Можно ли было предотвратить такой печальный исход? В принципе, да — и тому есть пример. Около шестисот лет назад повелители империи инков сумели разглядеть опасность, связанную с исчезновением лесов. По их приказу индейцы сократили вырубки в Андах и приступили к укреплению горных склонов и посадке молодых деревьев. Это помогло затормозить эрозию почвы, остановить обнищание крестьянских хозяйств и избежать голода. И хотя в середине XVI века империя инков прекратила свое существование, это произошло отнюдь не из-за экологически обусловленного коллапса.

Почему же индейцы майя вовремя не озаботились спасением своей природы? Этому можно найти множество правдоподобных объяснений, но главная причина видна сразу. Империя инков была централизованным государством, подчиненным власти абсолютного монарха. У майя такого единства никогда не было, их земля была поделена между небольшими государствами-городами, которые воевали друг с другом. В подобных условиях единая природоохранная политика (если пользоваться современной терминологией) была невозможна. Так и получилось, что цивилизация майя погубила себя своими собственными руками, причем задолго до появления европейских колонизаторов.

Катастрофа за полярным кругом

История норвежской колонизации Гренландии — наиболее таинственная и трагичная. Она началась в 986 году, когда на остров высадились несколько сотен исландских викингов норвежского происхождения, которых привел Эйрик Рыжий. Викинги основали на побережье две колонии — Восточное и Западное поселения (Эстербюгген и Вестербюгген). Первое из них располагалось на южной оконечности острова, а второе — пятьюстами километрами севернее, на берегу Амералик-фиорда. Норвежские общины в Гренландии продержались около пятисот лет. В благополучном XIII столетии там было две с половиной сотни крестьянских дворов, а общая численность населения двух колоний составляла не менее пяти тысяч. Однако в середине XIV века западная колония оказалась полностью заброшена, а в первой половине XV века опустел и Эстербюгген.

Сегодня пришельцы из Европы вновь обживают берега Гренландии. Но вряд ли кому-то из них пришло бы в голову назвать ее «Зеленой страной» (фото с сайта www.murmanchanin.ru)

Многие авторы считают, что норвежских поселенцев погубила исключительно погода. Действительно, в течение 800-1300 годов климат на севере Атлантики был весьма мягким, не случайно это время называют Средневековым теплым периодом. После 1300 года в регионе началось длительное похолодание, Малый ледниковый период, который продолжался до начала XIX века. Но похолодание наступило отнюдь не мгновенно, жестокие зимы чередовались с умеренными, поэтому поселенцы вроде бы могли приспособиться к капризам природы. И если они этого не сделали, то почему?

Радиоуглеродный анализ показал, что гренландские викинги, в отличие от своих исландских и европейских собратьев, почти не прикасались к рыбе. Скорее всего, в этом повинно какое-то старое табу, наложенное во времена первопоселенцев, которые отравились несвежей рыбой, но факт остается фактом. Викинги лишили себя постоянно доступного богатейшего источника продовольствия, который смог бы выручить их в тяжкое время. Они любили молочные продукты и посему держали коров, овец и коз, но в неурожайные годы животным просто не хватало корма. Конечно, люди еще и охотились — они промышляли северным оленем и морским зверем. Однако добыть тюленя, если при похолодании фиорд покрывался ледяным щитом, было нелегким делом.

Отказ от рыбной пищи — лишь одно из проявлений исключительной консервативности поселенцев, их верности патриархальным устоям. Общество гренландских викингов к тому же отличалось сильной ксенофобией. Пришельцы из Европы отказывались от любых контактов с эскимосами, коренными обитателями Арктики, которые были искусными морскими охотниками, не боявшимися суровых холодов и бурных волн. Поселенцы всегда ощущали себя исключительно европейцами. Они ревностно строили и украшали церкви, самые знатные питали слабость к европейской роскоши, а для этого требовались немалые средства. У викингов было не так уж много товаров для экспорта — гагачий пух, моржовая кость и шкуры, бивень нарвала, плотное непромокаемое сукно, белые медведи (и живые, и чучела), а также знаменитые гренландские кречеты — ловчие птицы, которые стоили бешеных денег и в Европе, и на арабском Востоке. А закупали они золотые украшения, церковные колокола, бронзовые подсвечники, вина, шелка и прочие не самые нужные вещи. Еврогренландцы ввозили также изделия из железа, строевой и корабельный лес и зерно, но в мизерных количествах. Гренландская элита не стала отказываться от своих разорительных привычек несмотря на наступление Малого ледникового периода.

Гренландия с высоты птичьего полета (фото с сайта www.cs.washington.edu)

Тем не менее основной причиной гибели норвежских колоний опять-таки оказался экологический кризис. Прибыв на остров, викинги начали расчищать землю для пастбищ и вырубать леса. Им нужно было строить, освещать и обогревать жилища, для чего требовалось много древесины. Поселенцы выплавляли так называемое болотное железо (низкокачественное, но выбора у них не было) и потому нуждались в древесном угле. Северная растительность очень хрупкая, она весьма медленно восстанавливается, и вскоре березы и ивы стали сходить на нет. Вслед за этим начали вырождаться и луга — скот выел и вытоптал траву. Плодородный слой почвы истончился и обнажил лежащий под ним песок, который смывало дождем и уносило ветром. Вероятно, поначалу поселенцы не обращали внимания на состояние пастбищ, полагая, что все само собой образуется. Это можно понять: на юге Норвегии, откуда викинги двинулись завоевывать мир, почвы глинистые, тяжелые, они не смываются даже после полного уничтожения растительности. Со временем почвенный слой вблизи поселений практически исчез, однако их жители так ничего и сделали, чтобы предотвратить разрушения.

Возможно, все было бы не столь страшно, если бы викинги просто съели домашний скот и перешли на рыбную диету, но такое им в голову прийти не могло. К тому же местные богачи получали неплохой доход от вывоза шерсти и не хотели с этими деньгами расставаться. Поселенцы извели даже торф, который они использовали и как топливо, и как строительный материал. В конце концов они получили то, что и должны были получить, — страшную эрозию почвы вкупе с огромным дефицитом топлива и строительных материалов.

К тому времени как общины викингов значительно ослабли, у них появился и внешний враг — эскимосы. 800 лет назад эти племена проникли из Канады в северо-западную Гренландию и начали перемещаться в южную часть острова. Примерно в 1300 году они появились в районе Западного поселения, а еще через сотню лет подошли к Восточному. Презиравшие эскимосов викинги называли их скрелингами, что-то среднее между негодяями и ничтожествами. Вполне естественно, викингам пришлось обороняться, однако к началу XIV века у них уже почти не осталось ни стальных мечей, ни металлических доспехов. Хотя документальных свидетельств на этот счет немного, ясно, что эскимосы убивали викингов и уводили в рабство их детей и жен.

А тем временем усиливалось и похолодание. В начале XV века льды перекрыли океанские пути и прервали морское сообщение с Норвегией, единственным торговым партнером Гренландии. Последний норвежский корабль посетил остров в 1406 году, а потом в течение 170 лет туда не ступала нога европейца. Когда капитан этого судна Торстейн Олаффсон увидел гренландский берег, Вестербюгген был мертв, но более многочисленный Эстербюгген продолжал бороться за жизнь. Однако в начале XV столетия ресурсы Восточного поселения совсем истощились. Жители болели и умирали.

Исландские викинги в похожих, пусть и не в столь суровых условиях смогли отодвинуться от края пропасти и выжили. А их гренландским родичам не хватило разума, предусмотрительности или попросту везения.

Что же дальше?

Уничтожение влажных лесов Мадагаскара и наступление песков. Аэроснимок (фото с сайта www.images.wildmadagascar.org)

Все эти истории с разных сторон подтверждают: растрачивание природных ресурсов влечет за собой необратимые последствия. Тем не менее, современное человечество занято именно этим малопочтенным делом. Оно закладывает мины замедленного действия. Вот простой пример: если не предпринимать срочных мер по спасению влажного тропического леса, то через четверть века джунгли сохранятся исключительно в заповедниках и, если очень повезет, в бассейнах Амазонки и реки Конго. Более того, уже в нынешнем столетии катастрофически сократятся запасы нефти и газа, исчезнет множество видов наземных и морских животных и растений, в частности практически не останется рыбных ресурсов для промышленного лова.

Технократы уверяют, что наши дети и внуки с помощью науки непременно выберутся из тупиков современной цивилизации. Однако столь оптимистический исход отнюдь не гарантирован. Общество может покатиться к краху уже через пару десятилетий после пика процветания. И это не удивительно. Возрастание численности населения и накопление общественных богатств сопровождается увеличением потребления природных ресурсов и производства отходов, а на этом пути очень легко преступить границы безопасности. Ведь современная цивилизация обладает гораздо большими возможностями для разрушения собственной среды обитания, нежели майя или гренландские викинги.

Культура индейцев степной зоны Северной Америки тоже пала жертвой экологической катастрофы. Но ее устроили не сами индейцы, а белые поселенцы, уничтожившие основу индейской экономики — миллионные стада бизонов (фото с сайта www.guidesdumidi.com)

Так что ж — неизбежный и скорый конец человечества? Джеред Даймонд так все же не считает, называя себя «осторожным оптимистом». Наша эпоха, пишет он, обладает несомненным преимуществом перед всеми предшествующими — мы уже достаточно хорошо понимаем свои проблемы и располагаем технологиями, которые в принципе позволяют их решить. Однако прежде всего необходимо принять как свершившийся факт, что в не слишком отдаленной перспективе в промышленно развитых странах, не говоря уже о странах третьего мира, станет невозможным поддерживать прежний уровень жизненных стандартов. Достанет ли у человечества мудрости, предусмотрительности, веры в свои силы и решительности, чтобы предотвратить всеобщий коллапс.